Toggle navigation

Джон Боулби «Привязанность»
 

Автор саммари: Анна Сергеева, директор по внутреннему аудиту в группе компаний, многодетная мама и мама приемной дочки.

Джон Боулби

Джон Боулби – известный английский психолог и психоаналитик, специалист в области психологии развития, основоположник теории привязанности.

Привязанность

Книга Джона Боулби «Привязанность» будет полезна каждому родителю. Она помогает в полной мере осознать причины тех сложностей, которые возникают порой в отношениях между родителями и детьми. Особую ценность представляет она для приемных родителей, в первую очередь на этапе адаптации ребенка к семье.

Аннотация

Самое ценное, что имеет человек в жизни – это отношения. Связь со своими родными, родителями и любимыми – бесценный навык, дарованный нам природой. Именно эмоциональная связь с другим человеком называется привязанностью. Возможно, мы никогда не задумывались об этом, но на самом деле привязанность – это базовая потребность каждого человека.

Джон Боулби первым из современных психологов начал систематически изучать формирование привязанности матери и ребенка и описал привязанность как «устойчивую психологическую связь между людьми». Боулби считал, что самые ранние связи детей с теми, кто о них заботится, имеют огромное влияние, которое продолжается на протяжении всей жизни. Он первым сделал акцент на том, что привязанность служит для удержания ребёнка около матери, тем самым повышая шансы этого ребёнка на выживание.

Центральная идея теории привязанности заключается в следующем: тот человек, который изначально ухаживает за малышом, реагирует на его потребности и удовлетворяет их, позволяет ребёнку почувствовать себя в безопасности. Младенец узнает на собственном опыте, что тот или иной взрослый надёжен, и это даёт ему надежную опору для последующего познания мира.

Саммари

С начала 1940-х гг. Джон Боулби совместно с другими учеными анализировал последствия разделения ребенка с матерью. До данного времени считалось, что любовь ребенка к матери основывается исключительно на удовлетворении ею первичных физиологических потребностей малыша (кормление грудью, соблюдение гигиены), и если время от времени удовлетворять данную потребность, то развитие такого ребенка и его психоэмоциональное состояние не будет отличаться от детей, находящихся в тесном контакте с матерью. Между тем результаты исследования, проведенного Джоном Боулби и его коллегами, однозначно показывали, что разлученные с матерью дети страдают даже в условиях полноценного ухода и кормления.

Одним из главных выводов данного исследования явился следующий принцип: «Для психического здоровья важно, чтобы между маленьким ребенком и его матерью (или тем, кто постоянно ее замещает) существовали теплые, близкие и продолжительные отношения, в которых оба находили бы удовлетворение и радость».

Далее Джон Боулби продолжил исследование всей проблемы в целом —влияния разлуки ребенка с матерью в раннем детстве на развитие его личности. В период обширных экспериментов он наблюдал за несколькими маленькими детьми до того, как они были «вырваны» из своей привычной обстановки, во время их пребывания вне дома и после возвращения домой. Большинство этих детей были в возрасте от года до двух с небольшим лет, и они не просто были разлучены со своими матерями, но в течение нескольких недель или даже месяцев находились в таких местах, как больница и детские ясли. Там они пребывали постоянно, не имея возможности находиться под присмотром одного человека, замещавшего мать. В период этой работы на исследователей произвело большое впечатление, насколько глубоко дети переживали разделение с матерью и как долго у них сохранялось тяжелое состояние после возвращения домой.

С незапамятных времен по-настоящему ощутить и понять горе ребенка, потерявшего мать, были способны лишь матери и поэты, и только в последние пятьдесят лет прошлого века этим вопросом, правда эпизодически, стала интересоваться наука. Первые наблюдения были осуществлены на примере группы здоровых детей (от рождения примерно до четырехлетнего возраста), которые после разлучения с матерью воспитывались в сравнительно хороших условиях. Далее были проведены еще несколько аналогичных исследований. Выборки детей в различных исследованиях отличаются друг от друга по многим параметрам. Например, по возрасту, по домашним условиям, из которых поступают дети, по типу учреждения, куда они попадают, по имеющемуся там уходу и по периоду разлуки с матерью. Они отличаются также по состоянию здоровья детей. Однако несмотря на все эти различия, на разницу в обстановке и различные ожидания исследователей, имеет место поразительное единообразие результатов.

Как только ребенок достигает возраста шести месяцев, он начинает реагировать на разлуку с матерью вполне определенным образом. В такой обстановке ребенок в возрасте от одного года и трех месяцев до двух с половиной лет, никогда прежде не расстававшийся со своей матерью и чувствовавший себя достаточно защищенным рядом с ней, обычно демонстрирует вполне прогнозируемую цепь поведенческих реакций. Его поведение проходит три стадии с точки зрения того, какое отношение к матери у него доминирует.

Первая стадия — стадия протеста, может начинаться сразу или с задержкой; она длится от нескольких часов до недели или больше. В этот период малыш переживает острое горе из-за разлуки с матерью и стремится вернуть ее, пуская в ход все свои ограниченные возможности. При этом часто он громко плачет, трясет свою кроватку, бросается из стороны в сторону, жадно ловит любой звук и всматривается в других людей, надеясь, что его мать вернется. Все его поведение говорит о том, как сильно он надеется на ее возвращение. В то же время он может отвергать всех, кто ухаживает за ним; хотя отдельные дети начинают отчаянно льнуть к няне.

На второй — стадии отчаяния, которая сменяет стадию протеста, все еще заметно, что ребенок переживает отсутствие матери, хотя его поведение чаще свидетельствует о том, что он теряет надежду на ее возвращение. Физические движения ребенка становятся менее активными или совсем прекращаются, и он может подолгу монотонно плакать. Он пассивен, вяло реагирует на окружающее, ничего не требует, и создается впечатление, что он находится в состоянии глубокой печали. Это более пассивная стадия. Иногда совершенно ошибочно считают, что она свидетельствует о том, что ребенок стал успокаиваться.

Поскольку ребенок начинает больше интересоваться окружающим, третью стадию — стадию отчуждения, которая рано или поздно следует за стадиями протеста и отчаяния, часто с удовлетворением воспринимают как знак того, что состояние ребенка нормализуется. Ребенок больше не отвергает нянь; он принимает их заботу, а также еду и игрушки, которые они приносят, может даже улыбаться и вступать в общение. Некоторым эта перемена кажется удовлетворительной. Однако когда ребенка навещает мать, выясняется, что не все обстоит благополучно, потому что у ребенка поразительным образом исчезают проявления сильной привязанности к матери, нормальные для его возраста. Вместо радости при встрече с матерью он проявляет отчужденность и равнодушие; вместо плача можно увидеть, как он отворачивается с безразличным видом. Кажется, что он утратил к матери всякий интерес.

Если его пребывание в больнице или в круглосуточных яслях окажется продолжительным и если (что обычно и происходит) он станет поочередно привязываться к разным няням, рано или поздно оставляющим его, то опыт первоначальной потери матери для него будет повторяться, и со временем его поведение будет свидетельствовать о том, что ни материнская забота, ни контакты с другими людьми для него не имеют большого значения. После целой серии горьких переживаний, связанных с потерей нескольких «матерей», к которым он чувствовал доверие и привязанность, он будет постепенно все меньше испытывать к ним теплые чувства и, в конце концов, вообще перестанет привязываться к кому бы то ни было. Он будет больше сосредоточиваться на себе и вместо того, чтобы направлять свои желания и чувства на людей, чаще станет стремиться к конкретным благам: получению сладостей, игрушек или еды. Ребенок, живущий в детском учреждении или больнице и достигший такого состояния, больше не будет огорчаться смене или уходу няни. В родительский день он перестанет проявлять свои чувства к близким людям. Возможно, им будет больно от того, что ни они сами, а принесенные ими подарки стали объектом живого интереса их ребенка. Им будет казаться, что он весел, освоился в необычной обстановке, внешне спокоен и никого не боится. Но эта общительность поверхностна: ему просто больше ни до кого нет дела.

Прежде чем перейти к исследованию феномена привязанности, автор делает несколько базовых выводов о природе адаптации и инстинктивного поведения, которыми обусловлена биологическая сторона вопроса. Ни одна система не может быть настолько гибкой, чтобы подходить к любой среде. Это означает, что любую систему нужно рассматривать в контексте той среды, в которой она функционирует. Это правило применимо и к поведению ребенка в ситуации разлучения с матерью: его нужно анализировать исходя из нормальных условий жизни ребенка и родителей, в которых формируется поведение современного человека. Автор приходит к выводу, что чем сильнее социальная среда, в которой растет ребенок, отклоняется от условий зоны его эволюционной адаптированности (очевидно, обычный круг контактов образуют отец, мать, сестры и братья, а также дедушки, бабушки и какое-то число других знакомых семей), тем больше риск развития у него дезадаптивных паттернов социального поведения.

Инстинктивным поведением объясняется и привязанность ребенка к матери. Поведенческий комплекс привязанности направлен на восстановление контакта и близости с матерью. На первом году жизни созревание систем, обеспечивающих это поведение, происходит у разных детей с разной скоростью, но когда ребенку идет второй год и он начинает ходить, у него практически всегда можно наблюдать характерные проявления привязанности. К этому возрасту у большинства детей легко происходит активизация комплекса соответствующих поведенческих систем (особенно если мать покидает ребёнка или его что-то пугает), прекращается же их действие под влиянием таких стимулов, как голос, вид или прикосновение матери. Системы обычно очень легко активизируются примерно до начала четвертого года жизни ребенка. В дальнейшем у большинства детей они претерпевают изменения, в результате которых близость к матери становится для ребенка не столь остро необходимой. На протяжении подросткового периода и во взрослом возрасте происходят дальнейшие изменения, в том числе меняется тот круг лиц, которым адресуется поведение привязанности.

Поведение привязанности рассматривается как один из видов социального поведения, значение которого не менее велико, чем значение поведения, связанного с образованием пары, и родительского поведения.

У большинства детей сильные и постоянные проявления привязанности наблюдаются почти до конца третьего года жизни. Потом наступает перемена. О ней свидетельствует опыт всех воспитателей детских садов. До двух лет и девяти месяцев большинство детей болезненно переживают уход матери, оставляющей их в детском саду. Хотя их плач может продолжаться недолго, тем не менее они остаются тихими, пассивными и постоянно требуют к себе внимания воспитателя. Между тем в той же обстановке их поведение может быть совершенно иным, если мать остается с ними. Однако после трех лет они, как правило, лучше переносят временное отсутствие матери и могут в это время играть с другими детьми. У многих детей эта перемена происходит очень резко, что дает основание полагать, что в этом возрасте ребенок переступает некий порог созревания.

Главная же перемена заключается в том, что после трех лет большинство детей становятся способными чувствовать себя в безопасности в незнакомом им месте, если с ними находится замещающий мать человек, например, родственник или воспитатель. Но и в этом случае чувство безопасности зависит от нескольких условий. Во-первых, лица, замещающие мать, должны быть хорошо знакомы ребенку, предпочтительно, чтобы до этого ребенок видел их вместе с матерью. Во-вторых, ребенок должен быть здоров и не ощущать тревоги. В-третьих, он должен знать, где его мать, и быть уверен, что может возобновить с ней контакт по его первому требованию. При отсутствии этих условий он может стать (или остаться) слишком зависим от матери или у него проявятся другие нарушения поведения.

В подростковом возрасте привязанность ребенка к родителям ослабевает. У него могут появиться другие взрослые, которые будут значить для него не меньше, чем родители. Эту картину дополняет сексуально окрашенное тяготение к сверстнице (или сверстнику). В результате индивидуальные различия, и так весьма значительные, становятся еще заметнее. Одни подростки полностью отделяют себя от родителей, другие сохраняют тесную привязанность к ним и не могут или не хотят адресовать ее другим людям; большинство подростков занимают промежуточное положение между этими крайностями. Они испытывают сильную привязанность к родителям, но в то же время для них важное значение имеют отношения с другими людьми. У большинства подростков связь с родителями продолжается во взрослой жизни и влияет на их поведение в самых разных отношениях. Во многих обществах привязанность дочери к матери продолжается дольше, чем сына к матери.

Наконец, в преклонном возрасте, когда поведение привязанности человека больше не может быть обращено к представителям старшего и даже своего поколения, оно часто бывает направлено на более молодых людей.

В подростковом периоде и во взрослой жизни в сферу привязанности обычно попадают не только люди из внесемейного круга, но также и группы и общественные институты. Школа или колледж, группа коллег по работе, религиозное или политическое объединение могут выступать для многих людей в качестве дополнительного «предмета» привязанности, а для некоторых — и главного. Весьма вероятно, что в таких случаях развитие привязанности к группе опосредствовано, по крайней мере вначале, привязанностью к человеку, занимающему видное положение в группе.

То, что поведение привязанности во взрослой жизни является прямым продолжением поведения привязанности в детстве, показывают те условия, при которых оно легче всего возникает. В период болезни или несчастья взрослые люди испытывают сильную потребность в других; в момент внезапной опасности или катастрофы человек почти всегда ищет близости с каким-то другим человеком, которого он знает и кому доверяет.

В младенчестве и раннем детстве привязанность выражается с помощью нескольких разных форм поведения, самыми очевидными из которых являются плач и зов, лепет и улыбка, цепляние, сосание (не связанное с питанием), действия, используемые для приближения, следования и поисковой активности. С самой ранней стадии развития прогнозируемым результатом каждой из названных форм поведения является близость к матери. Позднее каждая частная форма поведения включается в более сложно организованную систему (или несколько систем), которая часто является целекорректируемой.

Все формы поведения привязанности обычно адресуются определенному объекту в пространстве, как правило, особому лицу, к которому сформировалась привязанность. Для того, чтобы они имели такую направленность, необходимо, чтобы ребенок ориентировался на это лицо, что он и делает различными способами. Например, в полугодовалом возрасте большинство малышей уже способны выделять мать среди других людей и следить за ее движениями с помощью зрения и слуха. Таким образом, младенец получает информацию о местонахождении матери, и как только активизируется какая-то форма (или формы) поведения привязанности, она сразу же адресуется матери. Поэтому ориентировочное поведение является обязательным условием осуществления поведения привязанности (так же как, безусловно, очень многих других форм поведения).

Более специфические формы поведения, связанные с привязанностью, можно объединить в две основные категории:

а) сигнальное поведение, в результате которого мать оказывается рядом с ребенком;

б) поведение приближения, в результате которого ребенок должен оказаться возле матери.

Из-за многообразия форм поведения привязанности не существует простой шкалы его интенсивности. Каждая отдельная форма поведения привязанности может варьироваться по интенсивности, а кроме того, по мере возрастания его общей интенсивности возникает все больше его различных форм. Например, в случае слабо выраженного поведения привязанности обычно появляются улыбка, попытки спокойного передвижения, рассматривание и касание. В случае сильно выраженного поведения привязанности — это быстрые движения, направленные к матери, и цепляние за нее. Когда интенсивность высока, всегда присутствует плач, хотя он также иногда встречается и при низкой интенсивности поведения привязанности.

Даже новорожденный ребенок уже обладает рядом систем управления поведением, готовых к активации. Кроме того, каждая такая система уже определенным образом настроена. Среди этих систем имеется несколько таких, которые послужат «строительными кирпичиками» в ходе последующего развития привязанности. К ним относятся, например, простейшие системы, опосредствующие у новорожденных плач, сосание, цепляние и ориентировочные реакции. Всего через несколько недель к ним добавляются улыбка и лепет, а еще спустя несколько месяцев — ползание и ходьба. В целях дальнейшего анализа удобно разделить развитие привязанности на ряд стадий, хотя четких границ между ними нет.

Стадия 1. Недифференцированная ориентировка и адресация сигналов любому лицу

На этой стадии ребенок реагирует на людей определенным образом, однако его способность отличать одного человека от другого или совсем отсутствует, или очень ограничена, например он может различать людей только на основе слуховых стимулов. Стадия начинается с момента рождения и длится не менее восьми недель, обычно примерно двенадцать недель; в неблагоприятных условиях она может продолжаться значительно дольше.

Стадия 2. Ориентация на определенное лицо (или лица) и адресация ему (им) сигналов

На этой стадии младенец продолжает вести себя по отношению к людям с таким же дружелюбием, как на стадии 1, но оно ярче проявляется по отношению к матери, чем к остальным людям. До четырехнедельного возраста вероятность избирательной реакции на слуховые стимулы, а до десяти недель — на зрительные, мала. У большинства младенцев, растущих в семьях, обе реакции вполне отчетливо наблюдаются начиная с двенадцати недель. Эта стадия продолжается до шести месяцев или значительно дольше в зависимости от обстоятельств.

Стадия 3. Сохранение близкого положения к определенному лицу с помощью локомоций и сигналов

На этой стадии у младенца не только постепенно дифференцируется отношение к людям, но и репертуар его реакций расширяется: он включает теперь следование за уходящей матерью, приветствие ее по возвращении и использование ее в качестве базы, откуда он совершает свои исследовательские вылазки. Одновременно активность неразборчивых проявлений радостного приветствия в адрес других людей снижается. Некоторых людей ребенок выбирает в качестве второстепенных лиц, к которым он испытывает привязанность; другие оказываются вне этого круга. К незнакомым людям ребенок начинает относиться с возрастающей осторожностью, и рано или поздно реагирует на них тревогой и избеганием.

Стадия 3 обычно начинается в возрасте шести-семи месяцев, но может начаться и с запозданием — после года, особенно у младенцев, не имевших тесного контакта с главным лицом, к которому он привязан. Данная стадия охватывает второй год и частично третий год жизни ребенка.

Стадия 4. Формирование целекорректируемого партнерства

Во время стадии 4 малыш «сохраняет» близость человека, к которому испытывает привязанность, с помощью целекорректируемых систем. Они имеют простую организацию и опираются на более или менее примитивные когнитивные карты. На такой карте сама фигура матери рано или поздно получает статус независимого объекта, постоянно существующего во времени и пространстве, движения которого более или менее прогнозируемы в пространственно-временном континууме. Но даже когда ребенок достигает такого уровня развития, у нас нет оснований предполагать, будто он понимает, что влияет на передвижения матери — к нему или от него — и какие меры он может предпринять, чтобы изменить ее поведение.

Трудно сказать, на какой стадии у ребенка возникает привязанность. Ясно, что он не испытывает привязанности, находясь на стадии 1, в то время как на стадии 3 он уже вполне определенно ее проявляет.

В развитии поведения привязанности, как и в любом другом развитии биологического типа, наследственность и среда играют роль постоянно взаимодействующих факторов. Пока условия внешней среды не выходят за пределы определенных границ, большая часть различий в поведении детей объясняется, по-видимому, генетическими факторами. Однако как только различия в условиях среды увеличиваются, влияние этих условий сразу становится очевидным.

Примером различий, которые почти наверняка обусловлены генетически, могут служить различия в проявлениях зрительного внимания у мальчиков и девочек. В результате исследования детей в возрасте двадцати четырех недель ученые обнаружили, что девочки явно предпочитали смотреть на лица, а не на какие-либо иные визуальные паттерны, тогда как у мальчиков такого предпочтения не наблюдалось. По мере увеличения различий в тех условиях среды, в которых растут дети, их влияние на развитие становится более очевидным. Проводилось множество исследований по сравнению детей, воспитанных в семьях и в детских учреждениях. Развитие младенцев в депривирующих условиях детских учреждений сильно отклоняется от развития домашних детей. Провенс и Липтон утверждают, что дети из детских учреждений позднее начинают отличать человеческое лицо от маски, так же как дифференцировать между собой разные лица (это отмечает и Амброуз); они делают меньше попыток вступить в общение, репертуар их выразительных движений беднее, и даже в годовалом возрасте они еще не проявляют привязанности ни к одному конкретному человеку. Отсутствие привязанности особенно заметно, когда они чем-либо огорчены: даже тогда они редко обращаются к взрослому.

До сих пор в нашем обсуждении предполагалось, что привязанность ребенка адресуется какому-то конкретному человеку, которого мы называли либо «лицом, к которому привязан ребенок», либо просто матерью. Но на самом деле на протяжении второго года жизни большинство младенцев адресуют проявления своей избирательной привязанности двум, а часто сразу нескольким людям. Некоторые младенцы, как только начинают обнаруживать избирательность реагирования, демонстрируют свою привязанность не кому-то одному, а нескольким лицам, но у большинства младенцев это обычно происходит позднее. На самом деле, в обычных условиях для полуторагодовалого ребенка испытывать привязанность только к одному лицу — это скорее исключение, чем правило. Однако, несмотря на то, что к году ребенок, как правило, чувствует привязанность к целому ряду лиц, нельзя сказать, что он относится к ним одинаково. Чаще всего дети демонстрируют явную избирательность. В исследовании младенцев из Шотландии была разработана шкала измерения интенсивности протеста, который демонстрировал ребенок против ухода от него каждого из тех людей, к кому он привязан. Результаты показали, что у большинства детей протест против ухода какого-то одного лица был постоянно сильнее, чем против ухода другого, и что лица, к которым ребенок испытывал привязанность, можно было выстроить в иерархическом порядке.

Кого ребенок выберет в качестве главного лица, к которому будет привязан, и к какому еще числу лиц он станет испытывать привязанность — все это в значительной мере зависит от того, кто ухаживает за ним, заботится о нем, а также от состава проживающих в одном доме с ним лиц. Очевидно, что в любой культуре наиболее вероятным кругом лиц, о которых идет речь, будут его биологические мать, отец, старшие братья и сестры и, возможно, бабушки и дедушки. Так что, вероятнее всего, именно из этого круга ребенок выберет как главное лицо, к которому будет привязан, так и второстепенные.

Когда ребенок обнаруживает привязанность к нескольким лицам, легко предположить, что его привязанность к главному из них будет слабее или, наоборот, когда он привязан только к одному человеку, его привязанность особенно сильна. На самом деле это не так: исследователи сообщают, что они наблюдали обратную картину как у шотландских, так и у гандийских младенцев. В отношении первых сообщается, что если малыш начинает проявлять признаки сильной привязанности к главному лицу, то значительно возрастает вероятность его социального поведения также и по отношению к другим избранным лицам. И наоборот, младенец, который имеет слабую привязанность, скорее ограничит ее проявления одним человеком.

До сих пор мы говорили только о различных людях, которым могут адресоваться проявления привязанности. Однако хорошо известно, что некоторые из проявлений привязанности иногда бывают направлены на неодушевленные предметы. Примерами могут служить реакции сосания, не связанного с насыщением, и цепляния.

В обществах простейшего типа, где большую часть суток младенец может находиться в непосредственном контакте с матерью, его сосание, не связанное с кормлением, а также цепляние направлены на материнское тело, как у всех видов приматов. В то же время в обществах иного рода, включая наше собственное, сосание, не связанное с кормлением, может появиться в первые недели жизни — это может быть сосание соски-пустышки или большого пальца, а несколько позднее (обычно к концу первого года жизни) у ребенка может возникнуть привязанность к какому-то конкретному уголку пеленки или одеяла, или к мягкой игрушке, которую можно прижимать к себе. Он обязательно берет такой предмет с собой в кровать, но также может потребовать его и в другое время дня, особенно если расстроен или устал. Часто, но не обязательно постоянно, он сосет и прижимает к себе эти мягкие предметы. Матери хорошо знают, какое огромное значение для спокойствия малыша имеет мягкая игрушка, к которой он привык. Если она находится рядом, то малыш согласен идти спать и отпускает свою мать. Однако если этот предмет потерялся, ребенок может быть безутешен до тех пор, пока тот не будет найден. Иногда ребенок привязывается не к одному, а к нескольким предметам.

Нет никаких причин думать, что привязанность к неодушевленному предмету служит дурным предзнаменованием; напротив, имеется множество свидетельств в пользу того, что такая привязанность может сочетаться с установлением хороших отношений с людьми. Но в некоторых случаях отсутствие интереса детей к мягким предметам действительно может стать основанием для беспокойства. Например, известны исследования, которые обращают внимание на то, что часто малыши, которые на протяжении первого года жизни находились в скудных условиях детского учреждения, не обнаруживают признаков привязанности к «любимой мягкой игрушке». Другие младенцы могут выказывать настоящую неприязнь к мягким предметам, и здесь также есть основание думать, что их социальное развитие, возможно, имеет отклонения. Приводится описание такого ребенка: с раннего детства он отличался сильной нелюбовью к мягким игрушкам. Известно, что вначале мать отвергала его, а затем и вовсе бросила, так что вполне вероятно, что его нелюбовь к мягким предметам каким-то образом отражала неприятие со стороны собственной матери.

Возможна ситуация, когда все проявления привязанности ребенка могут быть целиком направлены на неодушевленный предмет, а не на человека. Однако если это продолжается довольно длительное время, то, несомненно, может служить неблагоприятным знаком в отношении психического здоровья в будущем.

Дети, воспитывающиеся в детском учреждении, где нет личного общения, в первую очередь отличаются задержкой поведения привязанности. В рамках исследования было установлено, как влияют на появление поведения привязанности длительные разлуки в середине первого года жизни. Все двадцать наблюдаемых малышей находились в двух детских учреждениях в течение десяти (или более) недель. Там у них не было возможности для формирования избирательной привязанности. Затем все малыши, которым уже было от тридцати до пятидесяти двух недель, вернулись к себе домой. Поскольку после возвращения они уже достигли возраста, в котором можно ожидать избирательного поведения привязанности, было интересно установить, насколько этот процесс задержался из-за разлуки с близкими людьми. Было обнаружено, что к годовалому возрасту у всех детей, кроме одного, имелось поведение привязанности. Различия в длительности задержки появления этого поведения у разных детей были очень значительными — от трех дней до четырнадцати недель. У восьми детей появление поведения привязанности отмечалось к концу двухнедельного пребывания дома; другим восьми детям для этого понадобилось от четырех до семи недель; а трем остальным — от двенадцати до четырнадцати недель.

Из множества факторов, которые, очевидно, обусловливали эти различия, можно легко выделить два: 1) условия в детском учреждении и 2) опыт, полученный после возвращения домой. Как ни удивительно, но ни продолжительность отсутствия детей дома, ни возраст, в котором они возвращались, не оказались значимыми.

Что касается развития первой привязанности, то достаточно ясно, что с трех до шести месяцев дети обладают чувствительностью и готовностью к установлению избирательной привязанности, которые еще могут сохраняться и после шести месяцев, но со временем этот процесс становится все более затруднительным. Очевидно, что к началу второго года жизни ребенка эти трудности уже становятся весьма значительными и не уменьшаются.

Если удовлетворительное развитие привязанности так важно для психического здоровья, как это считается, то необходимо уметь отличать благоприятное протекание развития от неблагоприятного, а также знать, какие условия способствуют тому или другому. К сожалению, на эти вопросы нет простых ответов.

Условия, способствующие развитию привязанности к какому-либо одному лицу, – это, во-первых, чуткость реагирования данного лица на сигналы ребенка и, во-вторых, длительность и характер взаимодействия между ребенком и лицом, к которому он привязан.

Самыми важными моментами, влияющими на установление привязанности, являются:

  • общая длительность и интенсивность взаимодействия, обычно имеющего место между ребенком и его матерью;

  • время взаимодействия с матерью относительно всего периода бодрствования;

  • продолжительность их цепочек взаимодействия, а также кто его начинает и завершает;

  • обычная манера взаимодействия пары, например, мать и ребенок смотрят друг на друга, прикасаются друг к другу, мать держит ребенка на руках, и обычное расстояние между ними;

  • реакции ребенка на разлуку; его реакции на незнакомого человека — как в присутствии, так и в отсутствие матери;

  • реакции матери в ситуации, когда ее ребенок исследует окружающий мир или знакомится с другими людьми.

Следует подчеркнуть, что часто поведение ребенка, когда он устал или испытывает боль, говорит очень о многом. В то время как обычный ребенок в таких случаях почти наверняка идет к матери, этого скорее всего не сделает ребенок, который стал безразлично-отстраненным в результате долгого отсутствия материнской заботы.

Как уже не раз говорилось, поведение привязанности не исчезает вместе с уходящим детством, а сохраняется на протяжении всей жизни. Остаются старые и появляются новые люди, в отношениях с которыми имеет место близость и общение. И если результаты такого поведения в основном прежние, то средства их достижения постепенно становятся все более многообразными.

В том случае, когда у ребенка постарше или взрослого сохраняется привязанность к какому-либо человеку, у них появляются самые разные новые формы поведения, которые уже не сводятся к тем элементарным компонентам поведения привязанности, которые имели место у годовалого ребенка, — к ним присоединяется целый набор все более и более сложных элементов. Например, сравните уровень организации поведения, лежащей в основе действий школьника, когда он ищет свою мать и находит ее в доме соседей или когда он просит ее взять его с собой на следующей неделе к родственникам, с поведением того же мальчика в совсем раннем детстве, когда он пытался следовать за матерью, выходившей из комнаты.

Поскольку каждому ребенку для удовлетворения привязанности и прекращения ее проявлений требуются свои условия — они зависят от его настроения в тот или иной момент, — то и установочные цели, которые он преследует, в разных случаях также различны. В какой-то момент он хочет посидеть у матери на коленях и больше ему ничего не нужно, в другое время ему достаточно видеть ее через открытую дверь. Ясно, что в обычных обстоятельствах независимо от того, какие условия необходимы для прекращения поведения привязанности, они становятся установочной целью того плана удовлетворения привязанности, который принимает ребенок.

Как только по своей организации поведение привязанности ребенка становится по большей части целекорректируемым, развитие взаимоотношений между ним и его матерью существенно усложняется. Между ними возможно как установление настоящего сотрудничества, так и появление стойкого конфликта, особенно в подростковом возрасте.

Когда двое людей взаимодействуют друг с другом и каждый способен строить планы, возникает перспектива появления у них общей цели и общего плана. Если это происходит, взаимодействие приобретает новые черты, совершенно отличные от особенностей взаимодействия, основанного, скажем, на связанных в цепочки паттернах фиксированного действия. О новом стиле взаимодействия лучше всего говорить, как о партнерстве. Имея общую установочную цель и участвуя в выработке совместного плана ее достижения, партнеры испытывают благотворное ощущение стремления к общей цели и, кроме того, они склонны солидаризироваться друг с другом.

Тем не менее, партнерство дается дорогой ценой. Поскольку каждый партнер должен достичь своих собственных личных установочных целей, сотрудничество между ними возможно лишь до тех пор, пока каждый из них готов при необходимости пожертвовать своими личными установочными целями или, по крайней мере, согласовывать их с целями другого.

Кто из двух партнеров будет приспосабливать свои цели к целям другого — это, безусловно, зависит от многих факторов. Когда речь идет об обычной паре мать — ребенок, то здесь каждому, очевидно, приходится идти на многие уступки, чтобы адаптироваться друг к другу, хотя иногда, вероятно, и тот и другой отстаивают свою позицию и выдвигают свои требования. И все же в гармоничном партнерстве постоянно приходится идти на взаимные уступки.

Что касается требований, связанных с привязанностью, то совершенно очевидно, что матери двухлетнего малыша приходится по многу раз за день пытаться изменить установочные цели его поведения. Иногда, если малыш, например, пришел в спальню родителей рано утром, она может выпроводить его или оторвать от своей юбки, когда к ней зашла подруга. В другое время она, наоборот, старается не отпускать его от себя, например, если они вместе идут по улице или находятся в магазине. Уговаривая или отговаривая его от чего-то, браня, наказывая или задабривая попеременно, мать старается регулировать степень близости к себе ребенка, действуя через изменение установочных целей его поведения привязанности.

В свою очередь и ребенок подобным же образом стремится изменить поведение матери и ее близость к нему. Поступая так, он, по всей вероятности, использует те же методы, которые применяет его мать, точнее, некоторые из них.

Обычно с возрастом, особенно после трех лет, он уже предъявляет меньше требований. У него расширяются интересы, его время уходит на различные занятия, и он уже не так пуглив. Поведение привязанности у него не только активизируется реже и менее интенсивно, но и может завершаться по-новому благодаря его когнитивным способностям, особенно в результате его сильно развившейся способности учитывать в процессе мышления пространственные и временные отношения. Таким образом, в течение все более продолжительного времени даже в отсутствие матери ребенок может чувствовать себя довольным и защищенным — ему достаточно просто знать, где она находится и когда вернется, или, если ему сказали, что она вернется к нему по первому его требованию.

Для большинства четырехлетних детей информация о том, что мать при необходимости сразу же будет рядом с ними, имеет, по-видимому, большое значение. Для двухлетних детей, наоборот, она мало что значит.

Вопрос, который постоянно поднимается как матерями, так и специалистами, — это разумно ли со стороны матери всегда идти навстречу требованиям ребенка находиться рядом с ним и оказывать ему внимание? Не ведет ли подобное поведение к избалованности ребенка? Если в процессе ухода за ребенком и заботы о нем мать выполняет все его требования, не может ли это привести к тому, что он станет требовать и ожидать от нее удовлетворения всех его просьб? И станет ли он когда-нибудь независимым? Иначе говоря, сколько ухода, ласки и внимания требуется ребенку для благополучного развития?

Возможно, правильнее всего подойти к этому вопросу с тех же позиций, что и к вопросу «Сколько должен есть ребенок?». В настоящее время ответ на него широко известен. С первых же месяцев самое лучшее — «прислушиваться» к ребенку. Если ему хочется есть больше, вероятно, пища идет ему на пользу, если он отказывается есть, в этом, скорее всего, для него нет ничего плохого. Ребенок с нормальным обменом веществ сам способен регулировать прием, количество и качество пищи. Поэтому за некоторыми исключениями мать может спокойно предоставить инициативу ребенку.

То же самое справедливо и в отношении поведения привязанности, особенно в первые годы жизни. Малышу из обычной семьи не повредит, если заботливая мать будет находиться вместе с ним столько времени, сколько он захочет, и будет уделять ему столько внимания, сколько он потребует. Таким образом, в том, что касается ухода и заботы (как и в случае с питанием), ребенок, по-видимому, сам может успешно отрегулировать нужное ему «потребление» материнского внимания. Только по достижении им школьного возраста, возможно, появится повод попытаться мягко ограничить его в этом вопросе.

С точки зрения развития привязанности и дальнейшего общего развития ребенка, ситуация крайне неблагоприятна, если мать не воспринимает сигналы ребенка или не реагирует на них, или же если она дает ему не то, что ему нужно, а подменяет это чем-то другим.

Оптимальной и правильной будет являться ситуация, когда мать восприимчива к сигналам своего ребенка и реагирует на них сразу и соответствующим образом, ее ребенок «расцветает», а их отношения развиваются очень гармонично.